1 декабря меня временно прикомандировали к штабу 20-й армии, где я и ждал нового назначения. 2 или 3 декабря меня вызвал к себе начальник штаба армии полковник Л.М. Сандалов.
Командующий 64-й Отдельной морской стрелковой бригадой И.М. Чистяков.
— Пока вы ждете назначения, съездите в 64-ю Отдельную морскую стрелковую бригаду. Она недавно прибыла с Дальнего Востока. Проверьте, как там организована оборона.
Штаб 64-й Отдельной морской стрелковой бригады был расположен в районе Горки. Бригада занимала большой участок обороны — пятнадцать километров по фронту. Правый ее фланг был в районе станции Трудовая, а левый в Катуаре. Я знал, что бригада эта была сформирована в Уральском военном округе из моряков Тихоокеанского флота и, пополненная уральцами, прибыла под Москву в конце ноября 1941 года. К этому времени она, обороняя Дмитровское шоссе на подступах к Москве, уже успешно выполнила боевую задачу — уничтожила парашютный десант в районе Деденева, Кузяева, Гришина, который гитлеровцы выбросили в тылу бригады.
Сразу я в штаб не поехал, а остановился на левом фланге в 1-м батальоне, которым командовал старший лейтенант М.А. Токарев. Я представился комбату. Он доложил обстановку и по моей просьбе, свое решение по обороне. В принципе оно было правильным, но потом из разговора мне стало понятно, что командир батальона не совсем ясно представляет себе, где у него в обороне особо танкоопасные места. Поэтому я спросил у Токарева, как подготовлен батальон к отражению танковой атаки и сумеет ли он вести с ними эффективную борьбу.
Токарев чистосердечно признался:
— При прохождении службы на флоте, борьбе с танками нас не учили, но заверяю: моряки народ твердый, будут драться до последней капли крови, а задачу свою выполнят и перерезать дорогу Москва-Дмитров не позволят.
Я ответил ему:
— Это верно, но победа должна достигаться малой кровью. Людей необходимо беречь.
Попросил я Токарева отвести меня в траншею к морякам. Мне хотелось посмотреть, как организована система огня, как командиры рот, взводов знают свою задачу, какова боевая готовность в случае нападения авиации, артиллерии, танков.
… Когда мы подошли ближе к позициям, сердце у меня, как говорится, облилось кровью. Моряки были беззащитны от огня противника, поскольку не закопались в землю, а вырыли окопы в снегу! Что ж это за окоп из снега! Он не сохранит человека даже от пули. К тому же сами моряки в своих черных шинелях, как грачи, выделялись на снегу отчетливыми мишенями.
Несмотря на все это, настроение у моряков было отличное. Бодрые, подтянутые, они действительно были готовы драться до последней капли крови. Рослые, очень молодые, спаянные флотской дружбой, на восемьдесят процентов — коммунисты и комсомольцы.
До вечера оставался я в батальоне, показал и рассказал комбату, как надо рыть окопы, траншеи, как организовать противотанковую оборону. А вот с противовоздушной обороной дело было сложнее: для борьбы с авиацией приспособили пулеметы, других зенитных средств не было. Но на такие «зенитное прикрытие» надежды было мало. Так что одно спасение от фашистских стервятников — глубже зарыться в землю.
Показал я комбату, как бросать на меткость и дальность бутылки с горючей смесью и гранаты, рассказал, что сначала надо остановить танк гранатой, а потом уж поджечь его. Порекомендовал обучить этому двух-трех человек в каждом отделении, чтобы они потом учили остальных.
К вечеру заехал во второй батальон. Картина там была аналогичная. С довольно тяжелым настроением отправился в штаб бригады. Командир бригады, капитан второго ранга Борис Иванович Скорохватов, заявил мне напрямик:
— Не думали моряки воевать на земле, и не знаем, как это делается.
Начальником штаба бригады был майор Горбачев Зот Кузьмич, молодой командир с Урала. И хоть он имел общевойсковую подготовку, на штабную работу только был назначен, опыта у него не было.
Я выслушал доклады командиров штаба с оценкой подготовки к обороне и понял: с такой обороной нельзя надеяться удержать противника. Не отработана была система взаимодействия подразделений внутри бригады, а также с соседями — 126-й дивизией 1-й Ударной армии и 331-й дивизией 20-й армии. Плохо была организована система противотанкового огня, хотя возможности для этого были. Ведь бригада была усилена ротой из пяти или шести танков, да сама имела два дивизиона артиллерии и две противотанковые батареи. Конечно, высокое политико-моральное состояние воинов бригады при имеющихся огневых средствах позволяло надеется на успешную оборону — но при соблюдении требований полевого устава, а здесь требования эти не выполнялись.
Я сказал, что если сегодня-завтра разведка противника узнает о существующем положении, то дело обернется для нас плохо: немцы смогут перерезать шоссейную дорогу.
Тут попросил слова комиссар бригады полковой комиссар Василий Иванович Тулинов. Был он из Ленинграда, моряк, кадровый политработник. Видимо, его крепко задели мои слова о том, что дело может обернуться плохо. Комиссар бригады встал и довольно резко сказал:
— Не будет этого. Моряки костьми лягут, но не пропустят немцев к Москве!
Я ответил ему тогда, может, грубо, но так, как думал:
— А танки по этим костям и проедут. Надо обойтись минимальными жертвами.
Командир бригады заявил откровенно:
— Я вас понимаю, но за такое короткое время вряд ли смогу сделать то, что вы требуете. Я двадцать лет командовал кораблями в море. В любой отсек, в любую секунду я мог отдать приказание, а здесь, на суше, разбежались все на пятнадцать километров. То телефонная линия рвется, то аппараты не работают… Одним словом, вряд ли смогу…
К его словам я отнесся с полным сочувствием, а про себя отметил, что и штаб ему как следует не помогает…
Картина для доклада в штаб армии Л.М. Сандалову была ясна. Наверное, мое пребывание в бригаде на том бы и закончилось, но к концу нашего разговора дверь в избу, где мы сидели, открылась и вошли Н.А. Булганин, член Военного совета Западного фронта, и Л. М. Сандалов. Они заслушали командира бригады, который доложил все как есть. Л.М. Сандалов задал несколько вопросов о взаимодействии и противотанковой обороне. Ответы командира бригады не удовлетворили Сандалова. Тогда Н.А. Булганин обратился ко мне и приказал доложить о том, как организована оборона бригады.
Я доложил:
— Бригада имеет достаточно вооружения, и люди здесь прекрасные, но вряд ли она сможет остановить наступление противника, особенно его танков. Видимо, надо заменить командование бригады…
Сказал, а через несколько секунд крепко потужил о последней фразе, потому что после небольшой паузы Н.А. Булганин обратился ко мне:
— Товарищ полковник Чистяков, командуйте временно бригадой, пока мы подыщем для нее командира.
Я растерялся от неожиданности и только смог сказать:
— Товарищ член Военного совета, я никогда не командовал не только военными моряками, но даже на гражданском пароходе не плавал. Я общевойсковой полковник…
— Знаю, временно покомандуйте бригадой.
Мне оставалось одно:
— Слушаюсь! Благодарю за доверие. Задача будет выполнена.
Они пожали мне руку, сели в машину и уехали, а я долго еще сидел и думал: с чего начать, как мне, пехотинцу в серой шинели, командовать теми, кто в черных…
Собрались мы: комиссар бригады, начальник штаба, начальник артиллерии, инженер, начальник тыла, комбаты. Я заслушал их, рассказал о себе, извинился, что не знаю многих морских терминов, слыхал лишь одно: у них кричат «полундра , а у нас «ура», но надеюсь, что мы поймем друг друга.
День и ночь мы разрабатывали на карте и на местности план обороны, систему огня, особенно артиллерийского. Инженеру бригады приказал немедленно приступить к открытию траншей, ходов сообщения, установке проволочных заграждений и мин. Начальнику тыла — заменить черные морские шинели на серые, чтобы лучше была маскировка. Начальник тыла тут же заявил мне: «Матросы поднимут бучу!» Однако я настоял на своем. Черные шинели сдали, дали им серые, а моряки ни в какую не хотят их надевать! Что делать? На рожон лезть? Подумал, подумал да и приказал сдать серые назад и вернул морякам их черные. В самом деле, воевал же Нахимов на суше и в черной шинели!
Нам повезло, что немцы собирались наступать только через десять-двенадцать дней, об этом информировала нас разведка. Выделили двух-трех Моряков из каждого отделения, чтобы научить остальных бросать гранаты на меткость и дальность. Здорово это нам потом помогло! На подготовку было затрачено много времени, но это способствовало тому, что бригада вместе с другими соединениями смогла отразить мощное наступление противника и, выполнив свою задачу, перешла в контратаку.
К началу декабря общая обстановка под Москвой сложилась такая: наступление противника было остановлено, он понес огромные потери, был измотан. Наши же войска, получив свежие подкрепления, 5-6 декабря перешли в контрнаступление.
Боевые действия с самого начала приняли широкий размах. Они проводились в условиях необычайно холодной, снежной зимы. Морозы доходили до 25-30 градусов. Снежный покров к началу декабря достигал тридцати-сорока сантиметров, а к концу декабря — одного метра. Передвижение по такому глубокому снегу было затруднительно даже для пешеходов, не говоря уж о боевой технике. В это время противник особенно ожесточенно дрался за каждый населенный пункт: дома давали ему не только тепло, но и были готовыми укреплениями! Гитлеровцы превращали в опорные пункты подвалы и чердаки.
В начале декабря штабом 20-й армии, в Состав которой входила и 64-я бригада, была получена деректива командующего фронтом, в которой приказывалось начать наступление через Красную Поляну на Солнечногорск и далее на Волоколамск, нанося удар встык 3-й и 4-й танковым армиям противника. Необходимо было разъединить эти группы, а затем последовательно уничтожить их во взаимодействии с войсками 1-й Ударной армии.
3 декабря 1941 года я получил приказ во взаимодействии с 24-й танковой бригадой уничтожить противника в селе Белый Раст и овладеть районом Никольское, Белый Раст, Зарамушки, прочно обеспечивая правый фланг армии. Мы понимали сложность и важность задачи. Белый Раст был расположен между Рогачевским и Дмитровским шоссе. По Рогачевскому шоссе немцы подвозили боеприпасы и продовольствие в Красную Поляну. Из Белого Раста противник обстреливал Савеловскую железную дорогу, канал и Дмитровское шоссе. В этом селе гитлеровцы создали сильный опорный пункт, который обороняли более полка 23-й пехотной дивизии, танки, артиллерия, минометы.
Для выполнения боевой задачи командующий Западным фронтом Г.К. Жуков приказал создать и мне лично возглавить лыжный отряд, вооруженный автоматами, гранатами, противотанковыми ружьями, а также несколькими минометами. Лыжникам предстояло обходным маневром через лесную чащу ночью, скрытно от противника выйти к селу Белый Раст, внезапным ударом освободить его и затем наступать в направлении Солнечногорска.
Белый раст на карте 1942 года.
Я на лыжах ходил хорошо, поэтому для меня такая задача не представлялось сложной, а вот моряки?! Умеют ли они ходить на лыжах? Это ведь не прогулка, где можно кое-как ползти, да еще по ровной местности. Тут надо идти быстро, и по лесу, по горкам, по оврагам, а самое главное — не устать. Ведь впереди — бой.
Пошел к комиссару В.И. Тулинову:
— Слушай, друг, умеешь ты ходить на лыжах?
— В детстве баловался, а что?
Он еще приказа не читал. Дал я ему приказ, он прочел, покачал головой. — Моряки на лыжах! Этого еще история не знала!
Однако приказ есть приказ и его надо выполнять. Попросил я комиссара из каждого батальона подобрать по двести-двести пятьдесят человек, которые хоть как-то умеют ходить на лыжах, и собрать их на околице села. Пришел через полчаса, люди уже ждут. Встал я на дровни и говорю:
— Товарищи, получен приказ, подписанный генералом Жуковым, о том, что в бригаде должен быть создан лыжный отряд под моим личным командованием. О задаче скажу потом. Она трудная, но почетная. А сейчас меня интересует вот что: прошу поднять руки тех, кто умеет хорошо ходить на лыжах.
Поднимается одна рука, вторая, третья… Где-то еще и еще. Посчитал: из восьмисот человек – десятка два. Тулинов стоит рядом.
— Видишь, я тебе говорил. Моряки не пехота, мы на шлюпках ходим, а не на лыжах…
Я, понятно, духом пал. Молчу. И они молчат. Что же делать, говорю:
— Товарищи, посоветуйте, как же мы будем выполнять задачу? Поползем, что ли, по километру в час и придем в Белый Раст измученными, небоеспособными.
Слышу, кто-то из моряков говорит:
— Товарищ полковник, не беспокойтесь, фашистов бить мы умеем!
Я ему ответил:
— Да, когда вы сидели в обороне, здорово их били, а зайти в тыл скрытно и быстро — это другое
дело…
— Научимся. Давайте лыжи!
Кончил с ними говорить, пошли в штаб. Настроение подавленное. Комиссар по дороге подбадривает:
— Ну что вы, это же моряки! Они все сделают!
В штабе меня порадовал заместитель по тылу, который сообщил, что добыл тысячу пар лыж. Я приказал немедленно выдать по двести пятьдесят пар на каждый батальон и всем, кто пожелал быть в отряде, приступить к тренировкам.
Тут же отправил начальника штаба бригады в Москву в спортивное общество при Центральном доме Красной Армии просить выделить инструкторов лыжному спорту. Там хорошо отнеслись к нашей просьбе и уже к вечеру прислали инструкторов, которых я отправил в батальоны и дивизионы. Приступили к тренировкам и, в общем, за три дня инструкторы поставили моряков на лыжи, научили их делать повороты, объезжать кусты, выбираться на гору. Да и сам я немного потренировался.
Вот и пришла ночь выступления. Мороз 25 градусов, снегу больше чем на полметра. Подошел я снова к околице. Стоят моряки на лыжах. Полы шинелей под ремень, так что шинели превращаются в своего рода куртки, в маскхалатах, в белых рукавицах.
Я поставил задачу: за ночь мы должны пройти по лесу двенадцать-пятнадцать километров, выйти на северо-западную окраину Белого Раста и на рассвете его атаковать. Даже средний лыжник может пройти это расстояние за полтора-два часа, от силы за два с половиной. Я же, учитывая, что моряки только учатся ходить, рассчитывал пройти это расстояние за четыре-пять часов, чтобы люди не вымотались.
Двинулись. Шли неплохо. Правда, несколько лыжников, когда подходили к Белому Расту, тащили за собой лыжи на веревочках, но большинство добралось хорошо.
К рассвету были у цели. По команде головная 1-я рота 1-го батальона под командованием старшего лейтенанта М.А. Токарева и старшего политрука И.Ф. Миронова, внезапно атаковав противника, ворвалась в село. Однако силы были неравные. Фашисты бросились в контратаку, и моряки были вынуждены оставить населенный пункт. Подошли основные силы лыжного отряда, но и им овладеть Белым Растом не удалось. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало удержать этот укрепленный пункт, прикрывавший Рогачевское шоссе.
Фото отсюда.
Более двух суток моряки во взаимодействии с танкистами 24-й танковой бригады яростно дрались за каждый дом, за каждый подвал. На рассвете 8 декабря почти все село было в наших руках. Только из каменного дома, стоявшего на отшибе, вражеские пулеметчики вели сильный огонь, прикрывая дорогу, на которой теснились отходившие обозы противника. Моряки залегли. Бросить бы гранату в окно дома, да далековато, не долетит. А медлить нельзя. И тогда старшина второй статьи Андрей Федоров пополз по снегу к дому. Враг заметил его и открыл стрельбу. Несколько раз Андрея ранили, но он продолжал двигаться вперед. Дом рядом. Старшина кинул две гранаты, но они взорвались перед окном. У него оставалась последняя граната — промахнуться нельзя. В это время Андрей заметил, что из леса показался большой отряд гитлеровцев. Очевидно, они готовили контратаку. Тогда моряк сбросил каску, вытащил из кармана бескозырку, надел ее, вскочил и швырнул гранату в окно дома. Он не услышал ее разрыва, не увидел вспышки. Последняя очередь гитлеровского пулемета прошила его грудь. Широко раскинув руки, Федоров упал в снег…
Освобождение Белого раста дало возможность соседним частям овладеть Красной Поляной и продолжать успешное продвижение вперед…
И.М.Чистяков.
