Сын дивизии

Шёл девятый день долгожданного мира.
По притихшим улицам Берлина бродил светловолосый паренек в военной форме.

Кругом виднелись следы недавних боев, воронки и разрушения. Мальчуган поднялся к испещренным надписями колоннам рейхстага, зашел в дом Геббельса, постоял у Брандербургских ворот. Все, что недавно казалось несбыточным, сейчас выглядело просто и буднично.

В глазах подростка — сплошное любопытство. Не детское, как перед диковинной картиной, а интерес Победителя, рассматривающего поверженного врага. Он, одиннадцатилетний белорусский хлопец, тоже был из числа победителей.

Короткая справка. Гусаренко Алексей Кирсанович. Год рождения — 1933. Правительственные награды: медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу, над Германией».

… Со стороны Могилева послышался гул. Потом из поднявшейся у горизонта пыли вылезли танки и без раздумья помчались к деревенской околице. Солдаты, сидящие на броне, беззаботно горланили песни. Загорелые, сильные, они были упоены легкими победами.

Замерли в тревожном ожидании Улуки, будто и не осталось здесь ничего живого. И только семилетний мальчуган внимательно рассматривал происходящее.

Тогда меня поразило, — вспоминает Алексей Кирсанович, — обилие ворвавшейся в деревню техники. Еще недавно мимо проходили наши отступающие части. Пеший строй, в лучшем случае конная тяга. Разница впечатляла… — Детскому воображению казалось, что и нет на свете такой силы, которая могла бы остановить фашистов.

Он неотрывно смотрел вперед, и ненависть к врагу закипала в маленьком сердце. А те сразу же стали грабить, издеваться над людьми, создавать из предателей полицию. Там, где проходил враг.
памятниками немой скорби оставались сожженные деревни и села.

Житель одной из соседних деревень, — рассказывает Гусарснко, — обнаружил в лесу труп немецкого мотоциклиста и сообщил об этом в комендатуру. Вскоре фашисты окружили его деревню, жителей согнали в сарай и сожгли. А тех, кому удалось вырваться из кипящего ада, нашли автоматные очереди. Я понимал, что нельзя быть только свидетелем происходящего. У меня возникла жажда борьбы с теми, кто принес на нашу землю рабство и гибель.

Уже в первую военную осень Алеша и его товарищи собрали на лугах оставшееся после кровопролитного боя оружие. Для кого? Этого они еще не знали, но уже тогда начинали чувствовать, что справедливость восторжествует. Видел же ночью, как не сдавались, пробирались из окружения к линии фронта наши солдаты! А пока пацаны топили собранные винтовки и автоматы в реке и озерах- блюдцах. Пройдет немного времени, и ребята с готовностью покажут свои тайники партизанам.

После того, как Алешин старший брат Николай летом 1943 года ушел в партизаны, жизнь семьи Гусаренко стала сложной и трудной.

Однажды в хату ворвался полицай. «Где мать?» — крикнул он и, загнав патрон в ствол карабина, стал целиться в притихших детей.

В ту минуту я пережил близость смерти, — задумчиво произнес рассказчик. — К счастью, рядом оказался сосед. Он выбил у полицая оружие и вытолкал его на улицу.

А ночью на кладбище партизаны казнили предателя.

… Со стороны Славгорода послышался шум.

Я понял — это гитлеровцы. Не дожидаясь появление машин, укрылся на картофельном поле, — вспоминает А.К.Гусарснко. Он видел, как бежали из деревни люди, как вновь начались грабежи и убийства. Так фашисты «готовились» к карательной акции против партизан.

Алеша целый день пролежал в ботве. Шевельнуться нельзя: всего в ста метрах от него враг установил пушку.

Потом фашисты сняли осаду: пока они хозяйничали в деревне, партизаны выскользнули из кольца и переправились через Проню.

Возвращение в Улуки оказалось невеселым. Оккупанты сначала расстреляли самых уважаемых людей деревни. Затем и многие другие, спрятавшиеся на лугу, пали от вражеских пуль.

Однажды Алеша видел, как полицай гнался за крестьянином из Степанова. Он знал этого мужика, и тем более странно и больно было обнаружить его потом недвижно лежащего в лесу. Мирного крестьянина убил предатель.

Видел он, как через деревню гнали колонну военнопленных, а женщины, несмотря на удары конвоиров, передавали бойцам хлеб и сырую картошку. Колонна скрылась за поворотом, устлав свой путь телами обессиливших красноармейцев, застреленных фашистами.

Снова задымилась дорога, и в который раз бросили свои дома сельчане. Алексей прятался до ночи, а потом на челне переправился на другой берег Прони — в Летяги. Спустя несколько дней там оказалась и мать. А когда рассвело, он увидел, что деревня Летяги занята Красной Армией.

Теперь-то все выглядело иным. Новейшая техника — автомашины, «катюши». Но больше всего поразил блеск погон: в сорок первом ведь были петлицы с кубарями и шпалами.

Вездесущий мальчуган старался помочь бойцам во всем, носил воду, дрова, разжигал костры. Он быстро стал своим, без него уже не мыслилась жизнь части. А его решение созрело мгновенно. Ответ на короткое материнское «Не пушу!» был еще короче: «Убягу!»

И вот перед майором Батычко предстал здешний паренек, которого он уже приметил среди своих людей. До этого были уж у майора ходатаи: просили зачислить мальчонку, который «все может». Гарантировали полную его безопасность до самой Победы. И еше говорили, что смышленый мальчуган заменит им оставленных дома детей. Каждый понимал: война — дело недетское, но сердце солдатское устало от ее кошмаров, истосковалось по семье, по дому. И майор сдался. Для порядка постращав Алешу Гусарснко трудностями и опасностями, направил его в распоряжение капитана Сипайло. Знал майор, судьба родного сына офицеру неизвестна.

К всеобщей радости 10-летний белорусский хлопчик стал бойцом 22-й артдивизии.

Алексей Гусаренко не принимал участие в боях, . но война есть война, ее «без эпизодов» не бывает.

Под Барановичами увидали ветряк на пригорке рассказывает А.К.Гусаренко, — рядом телеграфный столб, как огромный крест, у его подножия — большая могила, в стороне трубы сожженной деревни. Оставшиеся в живых рассказали, как перед войной здесь радостно встречали Красную армию, освобождавшую Западную Белоруссию. Но сейчас нашелся предатель, а злоба гитлеровцев не знала границ… Указали крестьяне и место, где прячется изменник. Взяли, конечно. Ехали мы с ним до самого вечера, расположились на ночлег у госпиталя, а его заставили окопчик отрыть. Затрясся, думал, конец — привык к фашистским повадкам. Посадили мы туда арестованного, сверху дверь положили. Командир поставил меня охранять. Пока я брал из машины карабин, он и вылез.

Детский крик «Стой!” и грохнувший выстрел привлекли внимание раненых госпиталя. Сначала они ничего не поняли, ибо в центре событий оказался мальчишка с винтовкой, но, увидев бегущего по полю человека, бросились тому наперерез.

… Другой эпизод. Это уже в Польше, чью землю освобождала и его дивизия. «Швабы!» — крикнули прибежавшие поляки. Осмотрели указанный сарай — нету! «Вот они!» — Впереди бежали, не реагируя на приказы остановиться, двое в гражданской одежде.

Потом, когда одного из оставшихся в живых фашистов стали допрашивать, тот пояснил, что вдвоем выбрались они из бобруйского котла (там состоялось боевое крещение Алеши) и шли в Германию. «Что вы думаете накануне гибели рейха?» — спросили его. Майор, помнится, ответил: «История повторится. Пройдет 20 лет, и Германия возродится. И помогут ей в этом ваши союзники — американцы. Случится новая война, в которой мы победим».

Многое предвидел пленный офицер, в одном только просчитался: человечество не допустит еще одной гибели миллионов людей.

За полтора года Алеша стал настоящим сыном дивизии. Отцов у него было великое множество, но самым близким — Николай Дмитриевич Сипайло, который отдавал ему всю свою любовь. Другие тоже искали свободную минуту, чтобы поговорить с маленьким солдатом, путающим белорусские и русские слова, угостить «солодкого» неизвестно как добытыми конфетами. И так до самого Берлина.

Помните, катаевского «сына полка» направили на учебу в суворовское училище? Поехал гуда и рядовой Гусаренко, но, увы, опоздал.

Тяга к знаниям была так велика, что он решил не возвращаться домой. Воспитывался в детском доме, закончил географический факультет МГУ. Потом работал на заводе на Украине. Снова детский дом (на этот раз воспитателем), совхоз, где Алексей Кирсанович был парторгом. Партийная работа и стала окончательной линией Гусаренко. 16 лет был секретарем партбюро уникального производства — Дмитровского опытного завода алюминиевой консервной ленты.

Работа с людьми, естественно, заставляет размышлять о проблеме человека, нашего общества. Порой мы больше говорим о выполнении плана, о приросте продукции к тому же периоду прошлого года, но ведь за этими цифрами — человек. Нам твердят, что все пагубное в человеке существует извечно и что перевоспитать его невозможно. А как же наши категории коллективизма, патриотизма, интернационализма?

Вспоминая свою жизнь, могу сказать, что меня окружали настоящие люди: бойцы, воспитатели, профессора. Они помогали верно идти по жизни.

Приходится ли вспоминать о войне?

И не только в дни больших праздников. На производстве, во время работы в подшефном совхозе случается приводить фронтовые примеры, подбадривать людей.

Как-то Гусаренко разыскали школьники Гомеля, где открыт музей 22 дивизии, и пригласили на встречу с однополчанами.

Алеша! Сынок! — сразу окликнули его. — Как ты вымахал?!

Узнали. Конечно, узнали, хотя и прошло столько лет! И вновь, как в военную пору, сын дивизии — высокий человек с седой головой, их Алеша Гусаренко, оказался в центре внимании…

Алеша! Сынок! — Так всякий раз встречала его приезд в родной дом 90-летняя мать Федосья Архиповна.

Н.Фёдоров.