В начале войны мне было 14 лет. В это время мой отец Горшков Петр Тимофеевич работал директором фабрики имени 1 мая. Когда началась война, он ушел в истребительный отряд, организованный в Дмитрове, а я с младшим братом оказалась на родине отца в деревне Хвостово, что близ Бунятина, у бабушки.
Немцев мы не ждали. Радио не было, газет тоже. Однажды мы топили печку, жгли на всякий случай кое-какие газеты с портретами вождей. Вдруг на улице послышалось тарахтение мотоциклов. Мы выглянули в окно — немцы! Они как-то сразу заполнили всю деревню, стали выгонять жителей из домов, потребовали кур, начали резать поросят.
Мы с братом и бабушкой перебрались из дома в колхозный телятник, который был на отшибе деревни. Здесь хоть и была печка, все равно было так холодно, что бабушка даже отморозила пальцы.
Дома, во дворе, осталась корова, и мне приходилось туда ходить, чтобы ее кормить и доить. Здесь же немцы поставили свои мотоциклы. Когда я брала сено с сеновала, то случайно насорила на их мотоциклы. Они страшно кричали на меня, я думала, что побьют.
Однажды немцы потребовали, чтобы братишка принес им керосин. Брат отказался, поскольку его у нас нас было. И тут один из вояк направил на него автомат. Я перепугалась за брата, загородила его, стала плакать, кричать, что керосина у нас нет. А немцы хохотали, но стрелять не стали.
В нашем доме они хозяйничали сами, ели нашу картошку, капусту, мясо, кур — все, что находили.
Дней через десять начались сильные бои у Бунятина. Наши стреляли из Куликова, а немцы установили пушки возле нашего телятника. Пули свистели вокруг, особенно опасно было ходить за водой на речку.
Немцы стали готовиться к отступлению, началась паника. Они велели моему брату запрячь в сани лошадь, погрузили тюки с награбленным добром и сказали, чтобы ехал в сторону Клина. Но брат, выехав за деревню, бросил лошадь с санями и убежал.
Когда я пришла кормить корову, немцев в избе не было, а в кухне находились два наших раненых бойца, которых немцы взяли в плен. Один был ранен в ногу, другой более тяжело — в бок. Раны у них были перевязаны кое-как. Я промыла их, перевязала, как могла, порвав простыню. После этого мы с братом перетащили раненых в сарай и спрятали в сене. Носили им еду, пока немцы не ушли.
В деревне были две семьи коммунистов — наша и еще одна. Мы боялись, что нас расстреляют, но наши наступали так стремительно, что немцы бежали в панике. Однако они успели сжечь в нашей деревне правление колхоза, а в Бунятине много домов.
Раны, нанесенные немцами, пришлось залечивать старикам, женщинам и подросткам. Мужчины были на фронте.
В. Пантелеева.
